СКАЗКА, ПРЕДАНИЕ, БОГ И БЕССМЕРТИЕ. По поводу статьи В.А. Чудинова «Сакральное и учение о нем»
Лобов Валерий Михайлович
Я согласен с мнением В.А. Чудинова: «XIX век весьма сильно изменил наши представления и в гуманитарной сфере. Например, начали изучаться не только легенды, передающие факты далекого прошлого, но и сказки, где животные ведут себя как люди, а основными слушателями выступают дети. Наука изучает милые фантазии для простодушных детей? Возможно ли это? Да и наука ли это? Да, наука!»
«Сказка ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок» - намекал А.С. Пушкин. И сам писал пророческие сказки потому, что считал «дела давно минувших дней - преданьями старины глубокой». Они представляют собой сакральное отражение в образах действительные, прежние события, повторяющиеся каждые 628 лет. Так в «Руслане и Людмиле» показана наша «перестройка», причем написанная по, не менее сакральному, «Откровению Иоанна Богослова». Но мной это было открыто ещё 15 лет тому назад и изложено в книге «Пророчества Пушкина. Еруслан и Людмила - Иерусалим» в двух изданиях: 1997 – Ростов-на-Дону и 2000 – Москва. И все до единой его сказки и даже прозаические произведения несут скрытый научный и пророческий смысл, который мы разгадываем не наобум, а с помощью единого Закона Вселенной, изложенного Пушкиным в научной рукописи 1829 г., оставленной на 150-летнее хранение на Дону.
Оглавление:- СКАЗКА, ПРЕДАНИЕ, БОГ И БЕССМЕРТИЕ. По поводу статьи В.А. Чудинова «Сакральное и учение о нем»
- Комментарии
СКАЗКА, ПРЕДАНИЕ, БОГ И БЕССМЕРТИЕ. По поводу статьи В.А. Чудинова «Сакральное и учение о нем»
Я согласен с мнением В.А. Чудинова: «XIX век весьма сильно изменил наши представления и в гуманитарной сфере. Например, начали изучаться не только легенды, передающие факты далекого прошлого, но и сказки, где животные ведут себя как люди, а основными слушателями выступают дети. Наука изучает милые фантазии для простодушных детей? Возможно ли это? Да и наука ли это? Да, наука!»
«Сказка ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок» - намекал А.С. Пушкин. И сам писал пророческие сказки потому, что считал «дела давно минувших дней - преданьями старины глубокой». Они представляют собой сакральное отражение в образах действительные, прежние события, повторяющиеся каждые 628 лет. Так в «Руслане и Людмиле» показана наша «перестройка», причем написанная по, не менее сакральному, «Откровению Иоанна Богослова». Но мной это было открыто ещё 15 лет тому назад и изложено в книге «Пророчества Пушкина. Еруслан и Людмила - Иерусалим» в двух изданиях: 1997 – Ростов-на-Дону и 2000 – Москва. И все до единой его сказки и даже прозаические произведения несут скрытый научный и пророческий смысл, который мы разгадываем не наобум, а с помощью единого Закона Вселенной, изложенного Пушкиным в научной рукописи 1829 г., оставленной на 150-летнее хранение на Дону.
Далее В.А. Чудинов пишет: «Еще более странной дисциплиной является религиоведение, наука о религии и в каком-то смысле о боге. Самое любопытное состоит в том, что наука вовсе не разделяет веру в бога, и смотрит на религию как бы со стороны. Вместе с тем, поскольку существует такая сфера общественного сознания, то почему бы ни изучить и ее? Иными словами, религиоведение изучает не бога, а человеческие взгляды на бога».
В своей книге «Пушкин. Прозрение будущего Руси» в главе «БОГ — ВЕЧНОЕ ДВИЖЕНИЕ» я писал: «Слово «Бог» в славянских сказаниях родственно слову «Бег» — Движение. Издревле в ведических творениях разума в искусстве и науке под словом «Бог» понималось единое, вечное, вездесущее, всемогущее движение, которое делает человека действия Богатым, Богатырём, а отказывающегося от действия (от Бега), и потому находящегося в беде - бедным. Английское слово «Got» («Бог» родственно слову «go» - ход, движение). Подобно отношению слов в русском языке Бог — богатство, в английском существует отношение «Got» (Бог)— gold (золото). Того же происхождения и немецкое имя Бога — Gott. Китайское слово «Дао» (буквально — Путь, дорога) — Вечный, естественный закон мира, путь всех вещей.
Все вещи - части Единой Вселенной. Это множество вещей постоянно движется в разных направлениях, в разных порядках, что для слабого ума представляется неразберихой. На самом деле все вещи подчиняются одним и тем же законам Вечного Движения.
Пророки обладают талантом замечать это движение в природе, обществе, в себе, понимать и выражать общие законы жизни. Законы вечного движения, описанные пророками, становятся основой мировоззрения общественной просвещённости и законопознавательных наук.
Вечное Движение — настолько всеобщий закон жизни, что нет ничего, что не подпадало бы под его действие. Меняются не только облик Земли, народы и общественные отношения. Меняется язык, вид слова, его произношение и написание. Меняется и содержание слова, а иногда приобретает иной смысл, и поэтому те представления, которые этим словом обозначались первоначально, оказываются искажёнными. Так, слово «мiр» - в русском языке первоначально понималось как «народ», «люди», а затем приобрело понятие «мира», «природы» и «спокойствия», «отсутствия вражды, войны, ссоры».
Существует 4 понятия Бога[1] в зависимости от четверти круга в кольцевом движении человечества за 628 лет:
1. Пантеизм (всё Бог – греч.) — наиболее совершенное представление о Боге, рассматривающее Вселенную в совокупности (галактики, планеты, камни, растения, животные и люди, вещи и прочее) как воплощение Вечного Движения. Существующий порядок чередования вещей вечен и никогда не был никем создан[2].
2. Теизм разделяет Бога и природу. В теизме Бог — личность, безусловно возвышающаяся над Природой и Человеком, творящая мир. Одни мыслители считают, что Бог сотворил мир из себя, другие — из «ничего», но во всех случаях, Бог — источник бытия всех вещей, отличный, однако, от всех вещей. Иудаизму, исламу, христианству, как теистическим учениям, утверждающим сознательную деятельность Бога в мире, следовали Вл. Соловьев, П. Флоренский, С. Булгаков, С. Франк, Н. Бердяев и другие.
3. Деизм отводит Богу роль ещё более по сравнению с теизмом. Сторонники деизма Давид Юм, Вольтер, Руссо, Лейбниц, Лессинг, Кант признавали, что Бог когда-то сотворил мир, но не принимает в нём какого-либо участия и не вмешивается в Судьбу и закономерное течение мировых событий.
4. Атеизм — полное отрицание Бога. Основой мира по атеистическим представлениям является — тело (вещество) в различных его проявлениях. Основным свойством вещества считается видимое движение. Атеисты отворачиваются от единства равных противоположностей, от безусловного существования Бога, объявляя человека венцом природы[3], её властителем. Самоутверждение и гордость сопровождаются борьбой всех против всех. Они наблюдались с появлением народников и «революционеров» в XIX в., вплоть до закономерного ослабления коммунистов-демократов к концу ХХ века. Пушкин писал П.А. Вяземскому: «Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный афей (атеист), которого я ещё встретил. Он исписал листов 1000, чтобы доказать, что не может быть существа разумного, творца и правителя… Устройство не столь утешительное, как обыкновенно думают, но к несчастию более всего правдоподобная». Но эти строки были написаны для того, чтобы его посчитали неблагонадёжным и дали отставку в Коллегии иностранных дел России, и тогда бы он смог заниматься своей наукой безпрепятственно. На самом деле он думал как пантеист: «Не признавать существования Божия значит быть нелепее тех племён, которые, по меньшей мере, думают, что мир покоится на носороге»[4].
Мы снова возвращаемся к правильному пониманию Бога – пантеизму. Как писал Пушкин, возвращаемся по кругу не к концу, а – к началу своему», к той точке, откуда начали движение по кругу:
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут…
Мы близимся к началу своему...[5]
А по Евангелию от Иоанна гл.1:1: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Гераклит впоэме«О природе» (отрывок № 30) писал: «Этот мировой порядок[6] тождествен для всех, его не создал никто ни из богов[7], ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнём[8], мерами, вспыхивающими и мерами угасающим[9]».
Аристотель утверждал, что «наивысшая сущность — вечное движение… всё нуждается в противовесе, чтобы достичь меры и середины; ибо в этом заключается сущность и правильное соотношение… Существует что-то, что вечно движется безостановочным движением, а таково движение круговое[10]… Среди неизвестного в окружающей нас природе самым неизвестным является время».
Вот суждение Пушкина о древних мыслителях: «Платон был великий мыслитель, но лучшее из написанного им, он взял у Сократа. Я перечитал Аристотеля в старом французском переводе… Необходимо изучать древних, чтобы быть вполне просвещённым...»[11]
Да, прав был П. Мериме, назвав Пушкина «последним греком». В нём действительно произошло соединение эллинизма и христианства. И, если Сократ, Платон, Аристотель и Гераклит стояли у истоков вероучений и отвлечённых суждений Запада о неизменности бытия, то Пушкин стал «завершителем метафизики Европы в её русском взгляде»[12].
Русский пантеизм выражали А.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев, К.Я. Данилевский, В.И. Вернадский, Чижевский, И.М. Рыбкин. Они понимали, что в мире нет ничего, кроме Вечного Движения по кругу — пары равных противоположностей, не имеющих в своём движении ни начала, ни конца — которые никогда не начинаются и никогда не заканчиваются. Любое явление природы, достигнув предела, переходит в свою противоположность: день сменяется ночью, зима - летом, неограниченная власть – отдыхом от неё, могущество - немощью и т.д., и наоборот. И так до безконечности. Вот как русский взгляд на мир образно отразил поэт, последователь Пушкина - Тютчев:
Дума за думой, волна за волной —
Два проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, безбрежном ли море,
Здесь - в заключеньи, там - на просторе,
Тот же всё вечный прибой и отбой,
Тот же всё призрак тревожно-пустой[13] .
Стихи эти отражают стихию в разных проявлениях: как волны мыслей, так и волны просвещения, «прибой и отбой» преобразований и т.п.
Глубокий, вечный хор валов,
Хвалебный гимн Отцу миров[14].
Вечное Движение, основной закон которого - равенство противоположностей. В этом образец, идеал (идеология) русского общественного мировоззрения. Государства, общества – такие же ритмические явления, как и волны. Все существа живут по одним законам вечного движения, понимал Александр Сергеевич:
Как волны следом за волною,
Проходят царства и века
Скажи, где стены Вавилона?..
Умчала всё времён река.[15]
***
Увы! На жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…[16]
К этому направлению мысли относятся также рассуждения древнегреческого Гераклита, а также мысли европейских мыслителей: Джордано Бруно, Гегеля и Спинозы; брахманистов, ведантистов, даосистов.
Из сочинения «О природе» Гераклита (554 г.р. до н.э.) видно, что Первооснову мира он видел в постоянном движении, течении вещей, изменениях, тем самым, отрицая первооснову. Гераклит выдвинул идею вечности мира и признавал только изменчивость саму по себе, не признавая никакого первовещества. Всё происходящее, по Гераклиту (и Гегелю), основано на взаимодействии противоположностей. Противоположные предметы и явления при объединении рождают согласованность, так же как различные звуки рождают стройность в музыке.
Гегель понимал военные настроения народа закономерным и неизбежным явлением, идущим на смену противоположному – мирным настроениям, и наоборот[17].
Джордано Бруно говорил о Боге как о Природе и о вещественном единстве Вселенной как совокупности безчисленных миров, подобных нашему солнечному устройству. Вещи, тела существуют лишь в движении, в преобразовании.
Спиноза в своих изследованиях применял геометрию и говорил, что всё в природе необходимо и не случайно.
«Велесова книга»[18] от VIII века гласит, что русские люди почитали Законы Вселенной, понятие о Троице - Прави, Яви, Нави. Правило, или Закон Вселенной, един в паре противоположностей – Яви и Нави, т.е. вещной, телесной (явно ощущаемой) и духовной (неявно проявленной, как наваждение - невидимых мыслей и чувств). Об этом Законе выразился Пушкин так: «Но вечный выше вас Закон!» Оказывается Закон Божий, Православие и Русский ведизм - одно и тоже. И никто не хранил сей Закон так, как хранили его русские. Потому Ф.М. Достоевский утверждал: «Теперь на всей земле единственный народ-Богоносец, грядущий обновить и спасти мир именем нового бога и кому единому даны ключи жизни и нового слова... это народ Русский»[19].
Итак, во Вселенной есть только Порядок и нет Безпорядка. Беспорядок это кажущееся состояние во время перестройки, когда люди не могут понять смысла перехода от частного к общественному образу жизни или наоборот, прожив при частной просвещённости более 300 лет. Им кажется, будто что-то рушится. На самом деле идёт строительство нового. «Откровение Иоанна Богослова» описывает именно это время становления нового, искажённого непониманием. То же самое мы наблюдаем в природе 2 раза в год:
1. при потеплении от зимы к лету майские заморозки губят молодые всходы растений;
2. при похолодании от лета к зиме во время «бабьего лета» губятся раскрывшиеся, заснувшие, было почки и цветы, почуявшие потепление, наступившими вскоре морозами.
Но и в этих 2-х случаях мы видим закономерность, наблюдаемую ежегодно. Вот только увидеть эту закономерность у Человечества не хватает времени, т.к. круг здесь уже 628 лет. Это дано понять только посвящённым учёным или волхвам, жрецам, сохраняющим в безвестности от власти тьмы эти знания в ожидании прихода в мир Пророков, чтобы передать им эти «сокровенные» знания для дальнейшей передачи потомкам светлого времени.
Пушкин как-то высказался по поводу понятия Бога: «Почти все религии... есть нечто столь же отвратительное, как атеизм, от которого человек отказывается... Я очень хорошо сделал, что брал уроки атеизма: я увидел, какие вероятности представляет атеизм, взвесил их, продумал и пришёл к выводу, что сумма этих вероятностей сводится к нулю. А нуль только тогда имеет истинное значение, когда перед ним стоит цифра. Этой-то цифры и недоставало моему профессору атеизма. Я, в конце концов, пришёл к тому убеждению, что нашёл Бога именно потому, что Он существует. Я убеждён, что народ более склонен к вероучению потому, что врождённое чутьё веры присуще каждому человеку. Народ чувствует, что Бог существует, что он есть Высшее Существо Вселенной, - одним словом, что Бог есть.
Веришь — чувством, надеешься — врождённой потребностью жить, любишь — сердцем. Вера, надежда и любовь — естественные чувства для человека, но они сверхъестественного порядка, точно так же, как и рассудок, совесть и память... хотя и животные имеют память или, скорее, чутьё; но я говорю о памяти, которая устанавливает отношение между предметом и мыслью или чувством. Всё это, безусловно, сверхъестественно: я хочу этим сказать, что всё это стоит вне определённых и правильных законов тел и вещей и не зависит от них, потому что тела подвергаются этим законам, а сверхъестественное — нет... Вера должна быть присуща человеку, одарённому умом, способностью мыслить, разумом, сознанием. И причина этого необычного явления, заключающегося в самом человеке, состоит в том, что он есть создание Духа Мудрости, Любви, словом — Бога».[20]
Народ понимает Пророков как избранников Бога на земле, открывающих Его волю и смысл истории – прошедшее, настоящее и будущее. Пушкин больше всего занимался истиной, Законами Вечного Движения, и сам был отражением Порядка. Пушкин не проявлял себя сторонником церковных обрядов, хотя и соблюдал их; он всё знал о Боге, и следовал законам Божьим в своём творчестве. У Пушкина было научное понимание Бога, Вселенной, Всевышнего, то есть существа высшего порядка.
И Бога глас ко мне воззвал:
"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей"[21]
С помощью кольцевой науки он изучал народ (историю, политику, будущее) и себя. Пушкинское мировоззрение - это не крайности безбожия и вероучения о Боге.
Вот как «волшебник милый, владетель умственных даров»[22] показал Закон Вселенной, который является «животворящей святыней, основанной от века»[23].
Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
(Залог величия его) – (середина, точка отражения зеркала)
Самостоянье человека!
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва,
Как (без оазиса) пустыня
И как алтарь без божества.
«Залог величия»русских состоит в том, что они почитают заветы предков, о чём замечательно сказал Пушкин в виде противопоставления образов в зеркальном отражении от средоточия соразмерности («с» и «без»):
с чувством сердце с любовью к родному пепелищу с любовью к отеческим гробам | без божества алтарь без оазиса пустыня (без святыни) мёртвая Земля |
Пушкин показал, что без божества, без оазиса святыни не прожить, а с чувством и любовью можно жить и созидать. Он также показал в зеркале стихотворения соответствие парных образов: сердца - алтаря, пепелища - пустыни, гроба - мёртвых. И лишь, придя к центру произведения, возвеличивает человека, говоря о самостоянье человека, живущего по воле Бога.
А.О. Смирнова-Россет записала в книжке: «Говоря о Византии, Пушкин сказал: "Существует три города, принадлежащие всему христианству: Иерусалим, Константинополь и Рим, и они не должны бы принадлежать ни одному государству в отдельности. Для библейских евреев, как для христиан и даже для мусульман, Иерусалим является городом священным перед всеми остальными…"
Затем он говорил о Риме, сперва идолопоклонническом, потом христианском, говорил также об Иерусалиме, причём я заметила, что он был взволнован. Глаза его приняли выражение, которого я не видала ни у кого, кроме него, и то редко. Когда он испытывает внутренний восторг, у него появляется особенное серьезное выражение: он мыслит. Я думаю, что Пушкин готовит для нас ещё много неожиданного. Несмотря на весёлое обращение, иногда почти легкомысленное, несмотря на иронические речи, он умеет глубоко чувствовать. Я думаю, что он серьёзно верующий, но он про это никогда не говорит.
Глинка рассказал мне, что он раз застал его с Евангелием в руках, причем Пушкин сказал ему: "Вот единственная книга в мире; в ней всё есть". Я сказала Пушкину: "Уверяют, что вы неверующий". Он расхохотался и сказал, пожимая плечами: "Значит, они меня считают совершенным кретином"»[24].
Юный стихотворец в пророческой «Гавриилиаде» отвергал Бога как существо, отделённое от Природы и общества, и стоящего над ними. Ибо всё идёт по законам Вечного Движения и не требует вмешательства кого бы то ни было:
Всевышний между тем
На небесах сидел в унынье сладком,
Весь мир забыл, не правил он ничем -
И без него всё шло своим порядком[25].
В той же статье Чудинова сказано: «Приведенная книга (религиоведение) также связана с религией, но с особыми ее разделами, с учением о том, что у человека существует не только генетическая память, не только предрасположенность к собственному языку и культуре, также наследуемая, но и более сложный вид психической памяти – память о прошлых жизнях».
На это есть у меня исследование понятия «бессмертие». Оно, как таковое, вызывает разные впечатления, связи подобий, настроений. В жизни духовной и вещественной ничего неизменного нет, но Достоевский заметил, что «при начале всякого народа идея нравственная всегда предшествовала зарождению народа, ибо она же и создавала его. Исходила же эта нравственная идея всегда из идей сверхъестественных и таинственных, из убеждений, что человек вечен, что он не простое земное животное, а связан с другими мирами и с вечностью».[26]
Смена поколений подрывает всемогущество смерти, смерть не всемогуща, раз действует непрекращающаяся передача жизни, есть будущее, есть надежда и на последней грани обособленного бытия.
Смена поколений, на деле вечная для людей, создаёт действительную основу для существования высших ценностей и их торжества над всем тем, что оспаривает их наличие, их обязательность, их воспитательную и направляющую действенность.
Александр Сергеевич Пушкин выразил в стихотворении мысли всех людей земли о конце жизни[27]:
Надеждой сладостной младенчески дыша,
Когда бы верил я, что некогда душа,
От тленья убежав, уносит мысли вечны,
И память, и любовь в пучины безконечны, -
Клянусь! давно бы я оставил этот мир:
Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,
И улетел в страну свободы, наслаждений,
В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений,
Где мысль одна плывёт в небесной чистоте...
И долго жить хочу, чтоб долго образ милый
Таился и пылал в душе моей унылой.
Подобные мысли Пушкин выразил в разговоре со Смирновой-Россет А.О.: «Пушкин, говоря о Данте, сказал, что поэма его божественна. Читая её, он понял, что прекрасному надлежит быть величественным. Он брал с собой "Божественную комедию" в Эрзрум и читал её часто у себя в палатке, освещённой огарком, вставленным в бутылку. Он говорил, что в то время чтение это производило на него совсем особенное, успокоительное впечатление. Зрелище войны возбуждало его, голова его горела, а величие Данте, который сам был одно время солдатом, успокаивало его пылающую голову.
Пушкин сделал одно из своих своеобразных замечаний: "Мне хотелось бы встретить на том свете Данте, Шекспира, Паскаля, Эсхила и Байрона; и Гёте, если я его переживу..."
Жуковский проворчал: "Ты с ума сошёл! Гёте старик и близится к смерти, а у тебя ещё едва на губах молоко обсохло".
Пушкин рассмеялся: "Вот нашёл грудного младенца!.. Что ж, и молодые умирают! Даже твой любезный Шиллер сказал, что любимцы богов умирают молодыми. Среди художников и поэтов очень многие умерли в ранней молодости; многие из них были убиты. Шелли утонул, Грибоедова убили, Генрих VIII приговорил стихотворца к смертной казни, революция приговорила к смерти двух других, Рылеев повешен; один английский стихотворец погиб совсем молодым во Фландрии. А скольких ещё из них спровадила к Плутону естественная смерть, без насилия..."
Жуковский: "Ты, кажется, ведёшь список стихотворцам и художникам, умершим в молодости?»[28]
Пушкин: "Ну, так что же?"
Я сказала: "И вы желаете увеличить этот список собственной особой?"
Пушкин: "О, нет! Я хочу жить. Жизнь мне не в тягость; но я много думаю о смерти. Это великая тайна, да и полезно подумывать о ней"»[29].
В статье «Безсмертие человеческой личности как научная проблема» В.М. Бехтерев также утверждал, что неуничтожима духовная личность любого человека - в силу существования «записей» этой личности в памяти близких людей, а затем в их потомстве - и так далее - то есть духовный «отблеск» личности продолжает сохраняться вечно в «разлитом виде» в памяти людей.
Хранитель научной рукописи Пушкина - И.М. Рыбкин[30] говорил, что жизнь человека не кончается со смертью тела, а продолжает действовать на умы людей близких и дальних до тех пор, пока не закончится его личный круг как частицы человечества. То есть, до тех пор, пока помнит о нём хоть один человек и через столетия и тысячелетия.
Кроме этого,если человек вложил свою душу в какое-то дело, которому суждено жить века, то его вспоминают до тех пор, пока дело не будет исполнено. А что такоепамять людей – это и есть жизнь духа Человечества.
Карл Густав Юнг писал. «Подлинная история развития человеческого сознания хранится не в учёных книгах, она хранится в духовном устройстве каждого из нас»[31].
Когда человек умирает, то говорят: «испустил дух». Когда тело истлело в земле – остаётся скелет, но проходят тысячелетия – казалось бы, что исчезает всё. Потому Пушкин уверенно писал о судьбе своего дела просвещения Руси новыми творениями разума в искусстве и науке:
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит[32].
В «Путешествии в Арзрум» Пушкин вспомнил, что «Пущин дал мне титул пиита. Паша сложил руки на грудь и поклонился мне, сказав через переводчика: “Благословен час, когда встречаем пиита. Пиит брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются”».
В послании Римлянам 2:6,7сказано: «Который воздаст каждому по делам его: тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и безсмертия, жизнь вечную».
Понятно, что телесное ощущение, видение, слышание, осязание, обоняние земного существования человека исчезают навсегда со смертью. А что же произойдёт с духовной противоположностью? Ведь, если исчезает телесное, то должно ли исчезнуть и духовное? Но когда «исчезают» солнце — приходят луна и звёзды, а когда уходят луна и звёзды — появляется солнце. Однако нельзя сравнивать понятия разных порядков, разных кругов. Жизнь человека ниже на несколько порядков жизни солнца и планет. И потому полкруга один человек живёт при солнце, а другую половину – при луне, а другой человек – наоборот, сначала при луне, а в конце одного из кругов при солнце. Таким образом, кольца существования и деятельности человека на Земле и на Небе безконечны.
Пушкин, отвечая ряду народных ожиданий, оказался тем ответом потребной духовности, которая не исчезает в веках. Матричность и зеркальность по кругу пушкинского наследия (применяемая также в Библии) обезпечила ему эту высшую точку зрения.
А поскольку мир помнит Зороастра, Моисея, Будду, Мухаммада, Христа, Пушкина и многих других людей, то они живы.Потому в новом завете в Евангелие от Матфея сказано в гл.22:31: «А о воскресении мёртвых, не читали ли вы речённого вам Богом: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Бог не есть Бог мёртвых, но живых».
Мысль о небытии после смерти, «ничтожестве», есть для Пушкина «призрак пустой, сердцу непонятный мрак», о котором говорится: «ты чуждо мысли человека, тебя страшится гордый ум». В письме А. Вяземскому. 25.5.25 г. Пушкин написал: «Былое сбудется опять, а я всё чаю в воскресение мёртвых» — то есть в воскресение чаяний пиита в душах русских людей III тысячелетия.
Ещё в 1817 г. Пушкин записал “В альбом Илличевскому”[33] о своей будущей научной рукописи, о своей судьбе жить в сердцах русского народа:
Мой друг! не славный я поэт,
Хоть христианин православный.
Душа безсмертна, слова нет,
Моим стихам удел неравный –
И песни Музы своенравной,
Забавы резвых, юных лет,
Погибнут смертию забавной,
И нас не тронет здешний свет!
Ах! ведает мой добрый Гений,
Что предпочёл бы я скорей
Безсмертию души моей
Безсмертие своих творений.
Не властны мы в судьбе своей,
По крайней мере, нет сомненья,
Сей плод небрежный вдохновенья,
Без подписи, в твоих руках
На скромных дружества листках
Уйдёт от общего забвенья...
Но пусть напрасен будет труд,
Твоею дружбой оживленный -
Мои стихи пускай умрут -
Глас сердца, чувства неизменны
Наверно их переживут!
Ах! счастлив, счастлив тот,
Кто лиру в дар от Феба
Во цвете дней возьмёт!
Как смелый житель неба,
Он к солнцу воспарит,
Превыше смертных станет,
И слава громко грянет:
“Безсмертен ввек пиит!”
Но ею мне ль гордиться,
Но мне ль безсмертьем льститься?..
До слёз я спорить рад,
Не бьюсь лишь об заклад,
Как знать, и мне, быть может,
Печать свою наложит
Небесный Аполлон;
Не весь я предан тленью;
С моей, быть может, тенью
Полунощной порой
Сын Феба молодой,
Мой правнук просвещенный,
Беседовать придёт
И мною вдохновенный
На лире воздохнёт.
К.Я. Данилевский, знакомый с миропониманием Пушкина, изложенного в его донской научной рукописи и в приведённых строках о предпочтении «безсмертия своих творений» перед «безсмертием души», тем самым подтверждал готовность самопожертвования, писал в своей знаменитой книге «Россия и Европа»: «Единственное основание для самопожертвования есть безсмертие, вечность внутренней сущности человека; ибо, для того чтобы строгий закон нравственности или самопожертвования не был нелепостью, заключающую в себе внутреннее противоречие, очевидно, необходимо, чтоб он вытекал из внутренней природы того, кто должен на его основании действовать, точно так же, как и во всех природных или, что то же самое, божественных законах.
Но если для человека всё оканчивается здешнею жизнью, то, без сомнения, и законы его деятельности не могут ниоткуда иначе почерпнуться, как из требований этой же жизни, из того, что составляет её сущность, то есть из требований временного спокойствия, счастия, благоденствия, в которых каждое существо находит конечную и даже единственно вообразимую цель своего бытия.[34]
Только в том случае, ежели не в этом, заключается внутренняя потребность нашей сущности, духа, как мы его называем, — если в нём содержится нечто иное, не исчерпываемое содержанием временной земной жизни, — может быть выставляемо и иное начало для его деятельности, начало нравственности, любви и самопожертвования. Самопожертвование есть высший нравственный закон»[35]
Жизнь Пушкина – пример самопожертвования. Он как Христос, зная день своей смерти, хотя и просил Бога не дать испить чашу смерти, но последовал воле Божьей:
Милосердия ищу,
И не смею, но грущу:
Несть ми чашу смерти пить,
Даждь ми жизнь, чтобы творить!
Да-а… творец! тяжёла доля,
Но твоя да будет воля
Не моя. — Кто там идёт?..[36]
И Христос, и Пушкин не сразу испустили дух после распятия и смертельного ранения. Каждой поре свойственно вносить свои изменения в условия смерти пророков. Поэтому никакого самоубийства не было ни у Пушкина, ни у Христа – они знали своё предназначение Спасителей и просветителей, и следовали Судьбе. Умереть, жертвуя собой, чтобы воскреснуть.
В одном из первых стихотворений «К другу стихотворцу»[37] это знание своего предназначения, это посвящение бросается в глаза:
Певцы безсмертные, и честь, и слава россов,
Питают здравый ум и вместе учат нас.
Александр Сергеевич писал в «Евгении Онегине»:
Меж ими всё рождало споры
И к размышлению влекло:
Племён минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроба тайны роковые,
Судьба и жизнь в свою чреду…[38]
Для народов, как и для отдельного человека, нет ни живой воды, дающей безсмертия, ни источника юности. «Не оживёшь, аще не умрёшь», — относится также и к народам. Пушкин это отразил в «Пире во время чумы»[39]:
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Безсмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
А ранее в стихотворении «Из А. Шенье»:
Треща, горит костёр; и вскоре пламя, воя,
Уносит к небесам безсмертный дух героя[40].
В книге Премудрости Соломона сказано (гл.8:10,13…14): «Через премудрость я буду иметь славу в народе и честь перед старейшими, будучи юношею; чрез неё я достигну безсмертия и оставлю вечную память будущим после меня. Я буду управлять народами, и племена покорятся мне».
В стихотворении «К Жуковскому»[41] стихотворец показал, что знания его получены от древних мудрецов, постигших историческое круговращение, и могущих пророчить будущее России:
Нет, нет! решился я — без страха в трудный путь
Отважной верою исполнилася грудь.
Творцы безсмертные, питомцы вдохновенья!..
Вы цель мне кажете в туманах отдаленья,
Лечу к безвестному отважною мечтой,
И, мнится, Гений ваш промчался надо мной!
Его сомнения по поводу безсмертия людей тревожили его молодую душу: как же люди в будущем воспримут его знания? Но с другой стороны он понимал, как умершее в земле зерно, прорастая, рождает целый колос зёрен.
Пушкин, следуя велению Божью, воскрешал и ныне побуждает к действию своими стихами мёртвые души. Ведь в Евангелии от Иоанна (гл. 5:21…24) сказано: «Ибо, как Отец воскрешает мёртвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет. Ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его. Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Моё и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешёл от смерти в жизнь». Сын Божий, Александр, обращаясь в стихах к русскому народу III тысячелетия, живёт в наших сердцах независимо от очернителей и врагов Руси.
Пушкин хотел донести до людей полученное и осмысленное знание предков, что Вечное Движение не прерывается потому, что его не сотворил никто, а оно существует вечно независимо ни от кого, постоянно преобразуя сущее. Приход в мир и уход некоторых особей закономерен, но не всегда может быть осмыслен людьми из-за большого круга существования этих особей. Человеческому разуму доступны круги некоторых растений, животных, самого человека, но не доступны круги камней, планет, просвещённостей, Человечества и др. Такие знания доступны умам посвящённых в тайны бытия, каким и был Александр Пушкин.
Он верил,
Что есть избрáнные судьбами,
Людей священные друзья;
Что их безсмертная семья
Неотразимыми лучами,
Когда-нибудь, нас озарит
И мир блаженством одарит[42].
***
…за могилой
В пределах вечности глухой
Смутился ли, певец унылый,
Измены вестью роковой…
Так! равнодушное забвенье
За гробом ожидает нас.
Врагов, друзей, любовниц глас
Вдруг молкнет[43].
В 1835 г. к концу своей жизни Пушкин показал, как мечется обычный человек перед смертью:[44]
Духовный труженик - влача свою веригу,
Я встретил юношу, читающего Книгу.
Он тихо поднял взор - и вопросил меня,
О чём, бродя один, так горько плачу я?
И я в ответ ему: "Познай мой жребий злобный:
Я осуждён на смерть и позван в суд загробный –
И вот о чём крушусь: к суду я не готов,
И смерть меня страшит."
- "Коль жребий твой таков,
Он возразил - и ты так жалок, в самом деле.
Чего ж ты ждёшь? зачем не убежишь отселе?"
И я: "Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?"
Тогда: "Не видишь ли, скажи, чего-нибудь?" –
Сказал мне юноша, даль указуя перстом.
Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,
Как от бельма врачом избавленный слепец.
"Я вижу некий Свет", - сказал я, наконец.
"Иди ж, - он продолжал: - держись сего ты Света;
Пусть будет он тебе единственная мета,
Пока ты тесных врат[45] спасенья не достиг,
Ступай!" - И я бежать пустился в тот же миг.
…………………………………………..
Иные уж за мной гнались; но я тем боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей узреть - оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата.
Пушкин перед смертью, в 1836 г. напечатал в своём журнале «Современник» статью «Собрание сочинений Георгия Кониского, Архиепископа Белорусского, изд. протоиереем Иоанном Григоровичем. СПб., 1835», в которой приводит слова Кониского: «Душа безсмертная, от бренного тела, как птица из растерзанной сети, весело излетевши, воспаряет в рай Богонасаждённый, где вечно цветёт древо жизни, где жилище Самому Христу и Избранным Его.
Телеса наши, в гробах согнившие и в прах рассыпавшиеся, возникнут от земли, как трава весною, и по соединении с душами восстанут, и укажутся всему небу, пред очами Ангелов и человеков, пред очами предков наших и потомков, одни яко пшеница, другие яко плевелы, ожидая серпов Ангельских, и того места, которое назначено, особо для пшеницы, и особо для плевел…
Особое чудо миру и печать истины Евангельской есть страдальческая смерть посланников-победителей. Но посмотри, что с сими убиенными последовало? Цари персть их почитают и, отложив порфиру и венец, благоговейно преклоняют колена пред гробами их…
Радость плотская ограничивается наслаждением: по мере как затихает весёлый гудок, затихает и весёлость. Но радость духовная есть радость вечная; она не умаляется в бедах, не кончается при смерти, но переходит и по ту сторону гроба».
Из воспоминаний П.А. Плетнёва о Пушкине: «Любимый... разговор его, за несколько недель до его смерти, всё обращён был на слова: "Слава в вышних Богу, и на земле мир, и в человецех благоволение"... А я, слушая его и чувствуя, что ещё далеко мне до титла человека благоволения, брал намерение дойти до того».
Как раз «за несколько недель до смерти» Пушкина великое славословие особенно часто повторялось на службах Рождественской седмицы (с 6 по 13 января) - и присутствовало в сознании каждого, кто посещал в те дни церковь. Причём звучание этих Евангельских слов в стихире Рождества, где заключительные слова «мир, в человецех благоволение» - особым приёмом соединяются вместе, объясняет толкование их Пушкиным и в разговоре с Плетнёвым, выразившим своё мнение на книгу Сильвио Пеллико «Об обязанностях человека», написанной для «Современника» в 1836 г. - там Пушкин тоже упоминал о людях, принадлежащих «к сим избранным, которых Ангел Господний приветствовал именем человеков благоволения».[46]
Итак, Пушкин чаше всего обращался к священным писаниям, которые звучали на церковных службах. Соответственно, библейские выдержки в его стихотворчестве легко узнавались читателями-современниками: в пушкинское время отрывки из Св. Писания, которые читались и пелись в храме, были у всех на слуху, они звучали из года в год, а порою изо дня в день. Нельзя было «повторить ни одного выражения» из Писания, «которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов», - так писал Пушкин в 1836 г. о важнейшем качестве Евангелия – оно было плотью и кровью русских людей.
Юный Пушкин знал о своём втором явлении в жизни русского народа, и о котором напишет Н.В. Гоголь ещё при жизни Пушкина, как о втором пришествии Христа-Спасителя, и отразил это в стихотворении «На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году»[47]:
О, сколь величествен, безсмертный, ты явился
Когда на сильного с сынами устремился;
И, челы приподняв из мрачности гробов,
Народы, падшие под бременем оков,
Тяжёлой цепию с восторгом потрясали
И с робкой радостью друг друга вопрошали:
“Ужель свободны мы?.. Ужели грозный пал...
Кто смелый? Кто в громах на севере восстал?..”
И ветхую главу Европа преклонила.
Современные события подтверждают, что второе пришествие Пушкина-Спасителя совершается при падении европейских народов, включая живущих в США.
В православном обряде предсмертной молитве грешника придавалось огромное значение. Опираясь на этот обычай, отражённый и в народном творчестве, в «Песнях западных славян» Пушкин позже дал образную картину силы предсмертного покаяния («Янко Марнавич»). Молитвы умирающего Янко совершают чудо - к его дому подходит церковь Спаса в чудесном сиянии, то есть покаянная молитва даёт свет даже грешнику-братоубийце, приближая его в смертный час к Богу.
В поэме «Полтава» (песнь 2) та же тема:[48]
"Вот на пути моём кровавом
Мой вождь под знаменем Креста,
Грехов могущий разрешитель,
Духовной скорби врач, служитель
За нас распятого Христа,
Его святую Кровь и Тело
Принёсший мне, да укреплюсь,
Да приступлю ко смерти смело
И жизни вечной приобщусь!"
И с сокрушением сердечным
Готов несчастный Кочубей
Перед Всесильным, Безконечным
Излить тоску мольбы своей.
Речь идёт о двух важнейших христианских таинствах покаяния и причащения. Кочубей ожидает священника, который примет его исповедь, разрешит его грехи и удостоит его святого причастия Тела и Крови Христовых и через них - приобщения «жизни вечной», божескому естеству.
Как описано в Евангелие от Матфея гл.26:26…28: «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Моё. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов».
Домашний врач Пушкиных Спасский И.Т. вспоминал о причащении Пушкина накануне смерти: «В 8 часов вечера …прибыл и священник. Он скоро отправил церковную требу: больной исповедался и причастился святых тайн». После этого священник сказал: «Я стар, мне уже недолго жить... Я для себя самого желаю такого конца, какой он имел»[49].
Вот как описал В.А. Жуковский последние минуты и смерть пиита: «...Уже начался последний исход жизни... Но мысли его были светлы. Изредка только полудремотное забытье их отуманивало. Раз он подал руку Далю и, пожимая её, проговорил: "Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше..." Но, очнувшись, он сказал: "Мне было, пригрезилось, что я с тобой лечу вверх по этим книгам и полкам высоко... и голова закружилась"... Даль, по просьбе его... приподнял повыше; и вдруг, как будто проснувшись, он быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: "Кончена жизнь". Даль, не расслышав, отвечал: "Да, кончено, мы тебя положили". "Жизнь кончена!" - повторил он внятно... Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха; но я его не приметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали... не смея нарушить великого таинства смерти, которое свершилось перед нами во всей умилительной святыне своей.
Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо... Голова его несколько наклонилась; руки, в которых было за несколько минут какое-то судорожное движение, были спокойно протянуты, как будто упавшие для отдыха после тяжёлого труда. Но что выражалось на его лице, я сказать словами не умею... Это было не сон и не покой! Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое! нет! какая-то глубокая, удивительная мысль на нём развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное... удовольствованное знание. Всматриваясь в него, мне всё хотелось у него спросить: "Что видишь, друг?" Я уверяю тебя, что никогда на лице его не видал я выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, конечно, проскальзывала в нём и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только тогда, когда всё земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был конец нашего Пушкина»[50].
Люди спрашивают: а будет ли конец света? Такого понятия в Библии нет, так как Бог Вечен: Евангелие от Матфея гл.24:6...8,13,14 гласит: «Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это ещё не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам всё же это - начало болезней… претерпевший же до конца спасётся. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придёт конец». Придёт, следовательно, конец человеческим страданиям.
Христос воскрес, питомец Феба!
Дай Бог, чтоб милостию неба
Рассудок на Руси воскрес;
Он что-то, кажется, исчез.
Дай Бог, чтобы во всей вселенной
Воскресли мир и тишина,
Чтоб в Академии почтенной
Воскресли члены ото сна…[51]
В послании 1-м Петра гл.1:3,5сказано: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мёртвых к упованию живому…»
В послании Римлянам 8:11 разъясняется это: «Если же Дух Того, Кто воскресил из мёртвых Иисуса, живёт в вас, то Воскресивший Христа из мёртвых оживит и ваши смертные тела Духом Своим, живущим в вас».
Н.Я. Данилевский писал:«Отдельная личность может достигнуть разрешения своей задачи — действительного осуществления своего назначения, потому что она безсмертна и потому, что ей преподано это разрешение свыше, независимо от времени, места или племени; но это осуществление лежит за пределами этого мира».[52]
Смерть существует, смерть трагична, но она не конец жизни, она — звено в никогда не прекращающейся цепи бытия — как смена дня и ночи, зимы и лета. Пушкин в «Анджело» показал,
Что смерть и бытие равны одна другому,
Что здесь и там одна безсмертная душа
И что подлунный мир не стоит ни гроша. —
Поверь, без трепета от мира отрешусь,
Коль должен умереть; и встречу ночь могилы
Как деву милую [53].
Человек как существо, отличное от животного, имеет разум для размышлений (Homo sapiens) и отражает божественную (вечную) сущность — и потому он вечен, как вечен Бог (Бег по кругу) или, что тоже - Вселенная. Человек никогда не «создавался», не превращался из обезьян, а, существую вечно, перемещался во Вселенной по воле высших Законов Вселенной.
Пушкинец В.М. Лобов
[1] Кстати, знак креста во всех религиях отражает 4 четверти в круге развития Природы и общества.
[2] Если бы был Творец, то тем самым было бы и начало. А раз было бы начало, должен бы быть и конец. Но мир вечен и потому не было начала и самого Творца.
[3] Человек появился на Земле после создания условий жизни для Рода человеческого. Таким образом при Роде существует ПриРода. Человек не относится к Природе, а является высшим проявлением Вечного Движения жизни во Вселенной – то есть, как мы это понимаем - Богом.
[4] Пушкин. ПСС. т.12, с.195.
[5] Пушкин. ПСС. т.2, с.374.
[6] отсутствие безпорядка в природе.
[7] отрицание какого либо срока сотворения мира богами.
[8] «Вечное Движение» у Пушкина происходит в полном соответствии равных противоположностей, а у Гераклита оно подобно «вечно живому огню» . Вечное движение это и есть вечное изменение, перемены.
[9] мысль о строгом волновом движении (по синусоиде) в мире.
[10] у Пушкина ещё точнее: «...и видишь оборот во всём кругообразный» или «всё ходит по цепи кругом (вверх и вниз – в черновике)».
[11] Записки А.О. Смирновой, урождённой Россет, МР, 1999, с. 222.
[12] А.Позов «Метафизика Пушкина» (Мадрид, 1967), переизд. в 1998 году в ежегодном издании Пушкинской комиссии в серии «Пушкин в XX веке», выпуск V.
[13] Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений. Л. 1987, 192.
[14] Пушкин. ПСС. т.6, с.166.
[15] Пушкин. ПСС. т.1, с.138.
[16] Пушкин. ПСС. т.6, с.48.
[17] А И.М. Рыбкин после изучения научной рукописи Пушкина вычислил ритмы чередования этих настроений как 19 лет и 8 месяцев (16 кругов по 64 недели).
[18] Е. Курдаков, Велесова книга. М, 1995, с.19.
[19] Достоевский Ф.М. ПСС. т.10, с.196.
[20] Записки А.О. Смирновой-Россет, МР, 1999, с.200.
[21] Пушкин. ПСС. т.3, с.30.
[22] «В прохладе сладостных фонтанов…» (Пушкин. ПСС. т.3, с.129).
[23] Пушкин. ПСС. т.3, с.242.
[24] Записки А.О. Смирновой, урождённой Россет, МР, 1999, с.115-121.
[25] Пушкин. ПСС. т.4, с.125.
[26] Достоевский Ф.М. ПСС. т.26, с.165.
[27] Пушкин. ПСС. т2. с.95.
[28] Этот список пополнится Пушкиным, Лермонтовым…
[29] Записки А.О. Смирновой, урождённой Россет, МР, 1999, с. 228.
[30] И.М. Рыбкин (1904-1994) - хранитель с 1952 г.
[31] К. Г. Юнг. Архетип и символ. М., Renaissance, 1991, с. 153.
[32] слово «пиит» означает пророка. См. в «Б. Годунове»: “Я верую в пророчества пиитов”. Это слово также означает «шар», поскольку первый слог «пи» – это число π - умноженное на диаметр круга даёт длину окружности. Все произведения Пушкина написаны по шару в трёх измерениях (π и Т).
[33] Пушкин. ПСС. т.1. с.198.
[34] В черновике отрывка «Бывало в сладком ослепленье» Пушкин писал: «Конечно, дух безсмертен мой, Но, улетев в миры иные, Ужели с ризой гробовой Все чувства брошу я земные И чужд мне будет мир земной?» (Пушкин. ПСС. т.2. с.754).
[35] Данилевский Н.Я. «Россия и Европа». 6-е изд. СПб., 1995, с.26
[36] Пушкин. ПСС. т.3. с.445.
[37] Пушкин. ПСС. т.1. с.21.
[38] "Евгений Онегин" I-XVI.
[39] Пушкин. ПСС. т.7. с.173.
[40] Пушкин. ПСС. т.3. с.382.
[41] Пушкин. ПСС. т.1. с.151.
[42] "Евгений Онегин" гл.I-VIII.
[45] Пушкин показал великолепное знание священного писания: Мтф.7:13,14: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».
[46] Пушкин. ПСС. т.12. с.99.
[47] Пушкин. ПСС. т.1. с.110.
[48] Пушкин. ПСС. т.5. с.40.
[49] Пушкин в воспом. совр., 1998, С.-Пб., т.2, с.414.
[50] В.А. Жуковский. Письмо к С.Л. Пушкину, 15 февраля 1837 (Пушкин в восп. соврем. т. 2, с. 353).
[51] Пушкин. ПСС. т.2, с.167.
[52] Данилевский Н.Я. «Россия и Европа». 6-е изд. СПб., 1995, с.100
[53] «Анджело», Пушкин. ПСС. т.5, с.119.